Анна - Страница 33

Анна видела, что должна покориться, что ей вменяется в обязанность то, что она считала просто удовольствием.

Татьяна Алексеевна стала раза два-три в неделю брать племянницу к себе и возить вместе со своими дочерьми в театр, к знакомым, на гулянья. Туалет, сделанный Анне осенью, пришлось возобновлять раза три в течение зимы; кроме того, девочке требовалось немало денег на разные безделушки. Матвей Ильич всегда отыскивал средства удовлетворить этим так называемым потребностям дочери, но она видела, каких забот и неприятностей это стоит, и не могла по-прежнему беззаботно веселиться. Она видела, как отец посылал закладывать свои часы или серебряные ложки, чтобы сделать ей бальное платье, и как тщательно скрывал он это от знакомых; она знала, что он отказывается принимать дорогое лекарство, предписанное ему доктором, чтобы сберечь деньги ей на перчатки и ленты; она краснела всякий раз, проезжая в карете мимо дворника своего дома и соседних лавочников: ей казалось, что все они глядят на нее с упреком и насмешкой. От Софьи же и остальной прислуги она положительно прятала свои обновы: так стыдно ей было щеголять перед людьми, не получавшими вознаграждения за свой труд.

Анна пробовала один раз откровенно поговорить с теткой и на приглашение ее ехать куда-то на вечер прямо объяснила, что не может сделать себе нового наряда.

Татьяна Алексеевна выслушала ее очень сухо.

— Я не знала, что положение отца твоего так дурно, — заметила она, — муж мой говорил мне об этом, но я ему не совсем поверила: он все видит в мрачном свете; конечно, в таком случае тебе нечего и думать о выездах — бедные девушки должны сидеть дома и заниматься работой. Я очень жалею, что до сих пор брала тебя с собой, тебе лучше отвыкать от роскоши.

После этого разговора Анна целых две недели не получала от тетки приглашения. Матвей Ильич очень удивлялся и тревожился этим. Когда Анна рассказала ему, в чем дело, он ужасно рассердился.

— Глупая, неблагодарная девчонка! — кричал он на дочь. — Я всеми силами стараюсь, чтобы ты жила в порядочном обществе и не стояла ниже других, а ты смеешь играть со мной такие шутки! Неужели ты думаешь, что приятно слыть нищей? Вон тетка и знать тебя не хочет после твоих умных признаний. Да еще бы! Очень ей нужно возиться с бедной родственницей: она тебя и на порог к себе не пустит!

Анна должна была в тот же день написать под диктовку отца письмо, в котором просила тетку забыть их прежний разговор, уверяла, что преувеличила несколько стесненное положение отца, и объявляла, что получила от него сумму денег, которой хватит на десяток бальных платьев.

На другой день Татьяна Алексеевна заехала навестить больного; они вместе смеялись над глупыми фантазиями девочки, которой представляется интересным разыгрывать роль обиженной судьбой. Татьяна Алексеевна была по обыкновению весела, любезна и увезла с собой Анну, чтобы ехать вечером в оперу.

Этот случай произвел на Анну тяжелое впечатление. До сих пор она думала, что тетка искренно любит ее и заботится о ней; теперь же оказывалось, что она любит вовсе не ее, а просто богатую девочку, которую может одевать по своему вкусу и всюду вывозить с собой. Обедней она совсем — и ее, как говорил отец, не пустят даже на порог дома богатых родственников; случись с ней горе, несчастье — и она не посмеет пойти рассказать им его, попросить у них совета, утешения! А между тем какою доброю кажется с виду ее тетка! Как все выхваляют ее чувствительность, ее нежное сердце! Значит, все это маска, маска, под которою скрывается черствость и сухой эгоизм! Анна и прежде давно уже замечала, что люди умеют казаться при других совсем не такими, каковы они на самом деле. В обществе, при гостях. Варя и Лиза обращались с ней, как с нежно любимой младшей сестрой, но наедине они не упускали удобного случая сказать и сделать ей что-нибудь неприятное, чем-нибудь оскорбить и уколоть ее. Она уже привыкла к дурному нраву своих кузин, сама не любила их и всегда считала их особенно дурными, не похожими на других людей. А теперь оказывалось, что и мать их, если не совсем такая же, как они, то отчасти похожа на них. Да и она ли одна? Может быть, и многие из тех лиц, которые представляются ей такими милыми и хорошими, на самом деле вовсе нехороши.

И вот девочка начала с недоверием относиться к окружающим. Она стала внимательнее прежнего присматриваться и прислушиваться к тому, что говорилось и делалось вокруг нее, и часто казалось ей, что она подмечает неискренность и лицемерие там, где прежде все казалось ей таким очаровательным. Часто, отвечая на ласковый прием какой-нибудь хозяйки дома, она думала про себя: «Все это она мне говорит, потому что считает меня богатой: если бы она знала, что я бедна, она, может быть, выгнала бы меня от себя». И девочка невольно становилась задумчивой, теряла свое прежнее оживление и остроумие.

— Какая ты нынче скучная, Анна! — говорил Жорж. — Бывало, я любил болтать с тобой, ты была такая веселая, а теперь от тебя слова не добьешься!

— Я становлюсь старше, у меня больше мыслей в голове, — с улыбкой отвечала Анна, — я не могу быть такой, как прежде.

— Воображаю себе, какие у тебя мысли! — вскричал Жорж. — Еще когда ты жила у нас и чему-нибудь училась, можно было надеяться, что из тебя выйдет сколько-нибудь умная женщина, а теперь твое образование считают оконченным; ты, кроме танцев да пустой болтовни, скоро и знать-то ничего не будешь.

Слова Жоржа, сказанные по обыкновению насмешливо и без всякого серьезного намерения, огорчили Анну. Она чувствовала, что ее двоюродный брат прав, что образование ее окончено при самом начале, что у нее нет никакой возможности приобретать знания и развивать свой ум.